Энцилия так и не смогла решить для себя, негодовать ей или же, наоборот, радоваться тому, что в своих последних словах монсиньор Вантезе обратился к ней так, словно бы она была жрицей его храма, а не практикующей волшебницей. С одной стороны, «богово — жрецам, а чародейское — магам, и вместе им не сойтись!» С другой же стороны, шальная и отчасти даже наглая идея попробовать колдовать в стенах храма возбудила и заинтересовала Энси до невозможности. Девушка и так была по природе своей любопытна, что твоя кошка. А уж когда дело касается основ магии и потенциального расширения сферы ее применения, да еще и не более, не менее как с разрешения верховного жреца… Да какое там «с разрешения»?! По прямому и недвусмысленному приглашению! Нет, воистину непостижимы для смертных пути богов и помыслы их…
Поглощенная этими раздумьями и сомнениями, леди д'Эрве послушно спустилась вместе с первосвященником по винтовой лестнице куда-то вниз, в подвальные залы храма. О таких тайных ритуальных помещениях слышать ей еще не приходилось, но по здравому размышлению, удивляться здесь было совершенно нечему. Уж где таким сокровенным молельням Тинктара и располагаться — так именно в подвале, уровнем ниже главного храмового пространства, открытого для всех. А вот если подобные «внутренние» молитвенные залы, открытые лишь для посвященных, существуют в святилищах Армана — то тогда они, наоборот, должны находиться на самой высоте, под остроконечными крышами храмовых башен. Ибо служение Арману направлено ввысь, служение же Тинктару — вглубь, и чтобы понимать это, общего образования хватало даже у бесконечно далекой от служения богам волшебницы. Особенно у дипломированной волшебницы, к тому же окончившей университет с отличием.
Небольшое овальное помещение, в которое привел Энцилию его преосвященство, было уже заполнено жрецами и жрицами — судя по всему, они собрались сюда по сигналу колокола, звон которого волшебница отчетливо слышала, спускаясь по лестнице. В одной вершине Зала Сокровенного Постижения, как его только что назвал монсиньор, стояла ритуальная серебряная статуя Тинктара — как обычно, в образе коротко стриженого юноши, опирающегося на воткнутое в землю копье. Другое же «заострение» овала было заставлено хорами, на которые по знаку руки Вантезе служители Тинктара и поднялись. Сам же приор храма встал на кафедру — небольшое возвышение посередине одной из «больших дуг» зала, и жестом указал своей гостье на место слева от себя. Окон в сокровенном молельном зале, естественно, не было, но по всему его контуру на крохотных выступах серых, сложенных из едва обработанного грубого камня стен были расставлены небольшие горящие свечи, так что в помещении царил приятный полумрак. Пять же заметно бòльших по размеру жертвенных свеч ярко пылали у ног статуи божества.
Монсиньор взмахнул рукой, и откуда-то сверху полились звуки органа, возвещавшего начало церемонии.
— Сыновья и дочери мои, дети и служители Тинктара! — зычным голосом провозгласил верховный жрец. — Сегодня мы воздаем хвалу и подносим дары нашему Последнему Богу, Всевышнему Завершителю. Его лишь волей приходит к концу каждый день и каждый год нашей жизни, единственно лишь Он открывает дорогу наступлению нового дня и нового года. Все наши успехи и все неудачи, все победы и поражения, каждое обретение и каждая потеря — всё то без исключения, что свершается в нашей жизни и нашем мире, достигает своей цели и обретает завершенность лишь Его властью и Его промыслом. Вознесем же наши молитвы, возвысим наши голоса во славу Господа нашего Тинктара. Мы знаем, мы верим, мы молим: настанет назначенный день, придет урочный час, и обретет Он полную силу и полную мощь свою. И тогда огласим мы во всеуслышание то, что сохраняем до сей поры в сердцах своих и о чем не забываем в сокровенных молениях наших. И всякому человеку скажем, и всякому зверю, и всякой птице в небесах, и всякому гаду, по земле ползущему. И лесному гному возвестим, и пещерному троллю, и русалкам в глубинах вод провозгласим. И признают это многомудрые высокие эльфы в заокраинных чертогах своих, и всякая неназванная сущность в Круге Земель: равны меж собой два Бога, и нет среди них ни старшего, ни младшего. Прими же сегодня наше скромное подношение, о Вершитель судеб мирских, и пребудь с нами до завершения всего, чему суждено завершиться волею Твоей!
«Вот это да, — изумленно подумала про себя Энцилия. — Интересненькие дела творятся в наших храмах! Похоже, что и в делах церковных до торжества Равновесия еще ой как далеко!»
Монсиньор Вантезе тем временем спустился со своей кафедры и, подхватив обеими руками изрядных размеров плетеную корзину, наполненную всякой всячиной, торжественно донес ее до статуи Тинктара и поставил к ногам божественного образа. Энси удалось мельком разглядеть среди содержимого корзины хлеб и колбасы, цветы и мёд… Потом что-то, похожее на одежду, и какие-то кожаные ремни вдобавок — то ли лошадиную упряжь, то ли просто мужицкий поясной ремень с пряжкой. Последним, что она смогла различить, была пара блеснувших клинков. Большие ножи, наверное. Или миниатюрные мечи?
Неспешно возвратившись на свое возвышение, первосвященник снова взмахнул рукой, и зал снова заполнился звуками органа. Но сейчас к нему присоединились уже и голоса жрецов и жриц храма. Первыми вступили низкие женские — альты, среди которых мощным и глубоким тембром выделялась сестра Тиоресса: она стояла на хорах в первом ряду, и Энцилия ее сразу же приметила.
Мой Господь Тинктар,Сокровенный Бог,Я слагаю свой дарУ Твоих у ног.
И в этот момент хор расцвел красочной радугой голосов — мужскими и женскими, высокими и низкими, пронзительными и нежными, робкими и уверенными… Многоцветие слаженного звучания заполнило молитвенный зал целиком:
Невелик он пусть,Но во славу Твою!Я Тебе молюсьИ Тебе пою.
Теперь настал черед басов, и помещение буквально завибрировало, наполненное низкими гудящими звуками.
Господин в ночи,Властелин во тьме!Обо мне умолчиИ забудь обо мне
Но вот уже и высокие женские голоса — пронзительные сопрано участвующих в службе жриц — ворвались в звучание мессы, буквально ломая и сбивая с тона мужской хор:
В тот последний час,В страшный день, когдаТы обрушишь страныИ города,
Внезапно слаженность храмового хора сменилась яростным спором разных голосов, ведущих свои партии наперекор друг другу в такой сумятице, которая граничила уже с какофонией:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});